Неточные совпадения
В конце концов на большей глубине открывается, что Истина, целостная истина есть Бог, что истина не есть соотношение или тождество познающего, совершающего суждение субъекта и объективной реальности, объективного бытия, а есть вхождение в божественную
жизнь, находящуюся по ту сторону субъекта и
объекта.
Я готов себя сознать романтиком вот по каким чертам: примат субъекта над
объектом, противление детерминизму конечного и устремление к бесконечному, неверие в достижение совершенства в конечном, интуиция против дискурсии, антиинтеллектуализм и понимание познания как акта целостного духа, экзальтация творчества в человеческой
жизни, вражда к нормативизму и законничеству, противоположение личного, индивидуального власти общего.
Перво-жизнь есть творческий акт, свобода, носительницей перво-жизни является личность, субъект, дух, а не «природа», не
объект.
Гносеологический гамлетизм с самого начала предполагает познание отсеченным от цельной
жизни духа, субъект оторванным от
объекта и ему противоположным, мышление выделенным из бытия и где-то вне его помещенным.
И в этой постановке проблемы субъект уже оторван от
объекта, мышление уже берется отвлеченно от
жизни бытия.
Но в Логосе субъект и
объект тождественны; в мировой
жизни Логоса акт познания есть акт самой
жизни, знание есть бытие (знание есть непременно бытие, но бытие не есть непременно знание, как думал Гегель).
Знание потому есть
жизнь самого бытия, и потому в самом бытии происходит то, что происходит в знании, потому так, что в познающем субъекте и в познаваемом
объекте, в мышлении и в бытии живет и действует тот же универсальный разум, Логос — начало божественное, возвышающееся над противоположностями.
Опыт есть сама
жизнь во всей ее полноте и со всеми ее бесконечными возможностями; мышление есть само бытие,
объект знания присутствует в знании своей действительностью.
Знание, в котором мы путем рефлексии констатируем субъект и
объект, есть уже во всех смыслах нечто вторичное, производное, из самой
жизни рожденное.
Но сам же Лосский помогает нам перенести вопрос о дефектах познания на почву онтологическую, увидеть корень зла в самом бытии, в самой живой действительности, а не в том, что субъект конструирует
объект и тем умерщвляет в нем
жизнь.
Но странным образом этот всевластный опыт нисколько не сближает познания с бытием, субъект остается оторванным от
объекта, действительность продолжает отсутствовать в познании, самой
жизни нет в опыте.
В этом только смысле можно сказать, что всякая теория познания имеет онтологический базис, т. е. не может уклониться от утверждения той истины, что познание есть часть
жизни,
жизни, данной до рационалистического рассечения на субъект и
объект.
В восточноправославной мистике Христос принимается внутрь человека, становится основой
жизни, в западнокатолической мистике Христос остается предметом подражания,
объектом влюбленности, остается вне человека.
Сущее дано лишь в живом опыте первичного сознания, до рационалистического распадения на субъект и
объект, до рассечения цельной
жизни духа.
Не рационализированный, первичный, живой опыт и есть сама безмерная и бесконечная
жизнь до рационального распадения на субъект и
объект.
Лишь рационалистическое рассечение целостного человеческого существа может привести к утверждению самодовлеющей теоретической ценности знания, но для познающего, как для существа живого и целостного, не рационализированного, ясно, что познание имеет прежде всего практическую (не в утилитарном, конечно, смысле слова) ценность, что познание есть функция
жизни, что возможность брачного познания основана на тождестве субъекта и
объекта, на раскрытии того же разума и той же бесконечной
жизни в бытии, что и в познающем.
Нужно совершить переизбрание, избрать новый
объект любви, т. е. отречься от старой любви к данной действительности, уже мне гарантированной, мне навязанной, сбросить с себя ветхого человека и родиться к новой
жизни в новой, иной действительности.
Интуиция, то есть инстинкт, который не имел бы практического интереса, который был бы сознательным по отношению к себе, способным размышлять о своем
объекте и бесконечно расширять его, такой инстинкт ввел бы нас в самые недра
жизни».
Прельщение и рабство коллективизма есть не что иное, как перенесение духовной общности, коммюнотарности, универсальности с субъекта на
объект, объективации или частичных функций человеческой
жизни, или всей человеческой
жизни.
Смысл не в
объекте, входящем в мысль, и не в субъекте, конструирующем свой мир, а в третьей, не объективной и не субъективной сфере, в духовном мире, духовной
жизни, где все активность и духовная динамика.
Здесь я имел главным своим
объектом мои испытания и наблюдения как русского писателя все то, чем и заграничная
жизнь могла действовать на каждого из моих «собратов», на каждого русского моего умственного развития и житейского опыта — до переселения «за рубеж».
В общем ведь в большинстве случаев происходит так: центральные лица представляют некоторое обобщение, определенного
объекта в
жизни не имеют; лица же второстепенные в подавляющем большинстве являются портретами живых людей, которым, однако, автор приписывает то, чего эти люди в
жизни не совершали.
Когда духовная
жизнь определяется в отношении бытию, то она определяется в отношении к
объекту.
Есть познание, которое не есть познание
объектов через понятия на основе универсальных начал, которое есть проникновение в существование, в конкретную действительность, которое есть соучастие в бытии, просветление
жизни.
[ «Это значит, что и здесь наш интеллект упускает из виду существенную сторону
жизни, как будто он не создан для того, чтобы мыслить такой
объект».]